Информация. Подборка из книг. Тренинг мозга. Вячеслав Мещеряков. Сверхвозможности человека.

По мере развития цивилизации эстафета практического взаимодействия с «иным миром» от шаманов передавалась магам и жрецам. Различия между этими двумя профессиями на заре истории были не существенны. Жрецы, как организаторы и распорядители религиозных обрядов одновременно были и магами, то есть владели навыками взаимодействия с «иным миром».

Магия как искусство с помощью сознания воздействовать на окружающий мир целиком и полностью в своей основе опирается на тысячелетний опыт ^[1] шаманизма. Однако с течением времени возникли и характерные отличия. И некоторые из них имеют принципиальный характер: в магии стало использоваться слово.

Термин «маг» восходит к общему для всех европейских языков индоевропейскому корню, означающему «высокий, большой». Отсюда, как считают ученые, произошли русские слова «могущество, мощь, я могу» (то есть «я способен что-либо сделать»). Древнерусское слово «мощи», то есть «тело, останки», также произошло от этого корня. Более того, оно указывает на источник силы или могущества — это человеческое тело.

Магия в жизни древних обществ, будь то Древний Египет или Месопотамские государства, занимала огромное место. Практически ни одно из общественных мероприятий: строительство, изготовление предметов быта, сбор урожая, военные действия или быт, — не обходились без соответствующих магических действий и ритуалов.

В III тысячелетии до нашей эры древнеегипетские жрецы уже отчетливо представляли себе значение и роль человеческого слова. В исследованиях известного русского востоковеда Б. А. Тураева приводятся замечательные примеры древнейших монотеистических конструкций мироздания. По мысли одного из жрецов города Мемфиса, «все сущее получило бытие сначала в сердце». Именно сердце в глубокой древности рассматривалось как вместилище души и орган мышления ^[2] верховного бога и человека. Рожденные там мысли превращаются в реальность, материализуются «во все существующее от богов до червей» с помощью языка, то есть слова. Однако мы допустили бы ошибку ^[3], рассматривая связь «мысль- слово» слишком поверхностно и однозначно. Квинтэссенцией такого недальновидного подхода являются суждения о том, что древние люди воспринимали слово в качестве непосредственного совершения действия. «Высказанное слово имеет цену действия», — вот обычное примитивное суждение об отношении наших далеких предков к использованию слова в магических действиях. Это заблуждение основывается на смешении двух различных способов использования слова. Первый — это применение его в качестве «волшебной палочки» для совершения конкретного действия по воздействию на окружающий мир. Такие слова, или заклинания, в Древнем Египте назывались «хекау» — управляющими словами. Известен арабский рассказ, сообщающий о способе постройки Великой пирамиды, где есть указания на использование «хекау»: «Под камни подкладывали большие листы папируса, на которых было написано множество тайных слов. Потом по камню ударяли палочкой, и он передвигался по воздуху на расстояние полета стрелы. Таким образом он в конце концов достигал пирамиды».

Само по себе использование для магических действий управляющих слов никогда не являлось секретом. Все дело в том, кто, когда и в каких условиях их применяет. Слово приобретало силу в устах настоящего мага и только у него. Однако он мог временно передать эту силу вместе со словом и другому человеку. О таком случае поведал древнегреческий писатель Лукиан в своей повести.

Некий грек Эвкрат предпринял путешествие в Египет с целью познакомиться с возможностями местных магов. В Мемфисе он встретился с магом высокой квалификации, который двадцать три года обучался ремеслу в подземном храме. Путешественник был поражен тем, что маг мог управлять рыбами и животными, обитающими в Ниле. Он, например, катался на огромных крокодилах. В доме волшебника Эвкрат не обнаружил слуг. Но в них, как оказалось, не было необходимости. Когда нужно было что-либо сделать по дому, маг вешал на дверной запор платье или метлу, произносил управляющие слова и предмет выполнял нужную работу. После чего хозяин снова произносил заклинания и «слуги» возвращались на свои места.

Как-то раз Эвкрат подслушал магическое заклинание и решил проверить его действие в отсутствие хозяина. Он приказал толкуше — деревянному ведру, принести воды. Когда повеление было исполнено, Эвкрат попытался отменить приказ, но толкуша продолжала носить воду. Путешественник не знал заклинания, отменяющего первоначальный приказ! В отчаянии Эвкрат сломал толкушу пополам, но обе половинки взялись за кувшины и продолжали носить воду. Дому грозил бы настоящий катаклизм, потоп, если бы маг вовремя не возвратился и не отменил заклинание.

Аналогичный сюжет можно встретить в волшебных сказках разных народов. Есть он и в русском фольклоре: вспомните сказку о Емеле «По щучьему велению, по моему хотению». Однако чем дальше мы отодвигаемся от древних времен, тем все больше искажений вносится в такие рассказы. И уже в русском пересказе роль слова становится совершенно непонятной. Так в чем же первоначально заключалась сила повелевающего слова? Маг мог совершить над ним действие, которое можно приблизительно охарактеризовать современным термином «зарядить», то есть придать слову новые свойства, ранее в нем отсутствовавшие. Только в этом случае слово становилось эквивалентом действия! Произнесение «заряженного» слова вызывало действие, которое могло быть совершенно несовместимо со смысловым его значением, а было «запрограммировано» магом. Таким же образом могли быть «заряжены» и любые предметы: палочки, талисманы, амулеты и т. д. И в этом смысле слово ничем не отличалось от этих предметов.