- BrainTools - https://www.braintools.ru -

Информация. Подборка из книг. За пределами мозга. С. Гроф. Архитектура эмоциональных расстройств.

Психотический опыт: болезнь или трансперсональный кризис?

Так называемые эндогенные психозы (в частности, шизофрения) представляют одну из наибольших загадок для современной) психиатрии и медицины. Несмотря на огромные затраты времени, энергии и денег, проблемы, связанные с природой и этиологией психотических процессов, успешно сопротивляются усилиям целых поколений ученых. Психозы интерпретируются в чрезвычайно широком спектре концепций – от строго органических до чисто психологических и даже философских. Все эти точки зрения имеют своими представителями блестящих, искушенных и почитаемых ученых с солидной репутацией.

Согласно мнению исследователей, придерживающихся медицинской модели, психозы представляют собой настолько резкое искажение правильного восприятия реальности, что приходится постулировать серьезную патологию органов. которые отвечают за восприятие мира и интерпретацию сенсорных данных, – особенно патологию центральной нервной системы. Сторонники этой точки зрения настаивают на том, что причина психозов лежит в некоторых приобретенных или наследственных биохимических, физиологических и даже анатомических аномалиях мозга Приемлемая альтернатива предполагает возможность патологии других органов и систем, которая изменяет биохимию всего организма и влияет на мозг косвенно. И хотя поиски таких органических причин до сих пор были по большей части безуспешны, все случаи необычных состояний сознания по-прежнему диагностируются как болезни, этиологию которых якобы еще предстоит выяснить. Поскольку психиатрические исследования так и не обнаружили пока фактических причин психозов, определение “болезнь” характерно приравнивается к проявлению симптомов, и симптоматическое облегчение рассматривается как признак выздоровления.

Психологические теории психозов отчетливо распадаются на три категории. Самые крайние формулировки на противоположном относительно медицинской модели конце спектра рассматривают психозы как фундаментальные проблемы жизни или различные способы бытия в мире. Можно упомянуть здесь феноменологию, экзистенциальный анализ и Dasein-анализ (Dasein – здесь в переводе с нем.: бытие: человеческое бытие Термин М Хайдеггера. – Прим ред.) как важные примеры подходов, выделяющих скорее философское понимание, чем интерпретацию в терминах медицинской патологии. В большинстве психологических теорий психозы рассматриваются как патологические состояния с психологическими, а не органическими корнями. За небольшим исключением, ориентация этих теорий биографическая, и такая узкая точка зрения не позволяет им учитывать значимые психологические факторы, которые выходят за круг детских травм. Некоторые из этих подходов дополняют интрапсихическую динамику факторами социальной природы. Но наиболее интересной и многообещающей представляется третья категория психологических теорий психотических процессов, к которой относятся подходы, подчеркивающие их позитивное значение. Во многих необычных состояниях сознания, которые традиционно считаются психотическими и потому указывают якобы на серьезные ментальные заболевания, эти теории усматривают радикальные попытки разрешения проблем. Будучи правильно поняты и поддержаны, они могут перейти в психосоматическое излечение, личностную трансформацию и эволюцию сознания.

Итак. выясняется, что в психиатрии и психологии нет согласия относительно природы и этиологии психотических процессов. Серьезные исследователи склонны подчеркивать огромную сложность проблемы и размышлять о ней в смысле “множественной этиологии”. Этот термин предполагает, что проблема психозов не может быть сведена к какой-либо простои цепочке биологических, психологических или социальных причин. Единство отсутствует даже в названиях клинических диагнозов. Например, американские психиатры предпочитают использовать термин “шизофрения” несколько обобщенно, тогда как их европейские коллеги оставляют этот диагноз только для особых случаев с глубокими “стержневыми проблемами” (Kernschizoplirenie).

Ситуация в терапии психозов так же запутана, за исключением случаев маниакально-депрессивных нарушений, относительно которых единодушия, наверное, больше. Многообразие терапевтических мер прямо отражает различия в теоретическом понимании процесса. Применявшиеся с различной долей успеха подходы образуют ряд от сильнодействующих конвульсивных методов и психохирургии через психофармакологическую терапию до чисто психологических процедур. Некоторые из новых терапевтических методов прямо противоположны медицинской стратегии лечения психозов. Вместо того, чтобы снимать симптомы и подавлять психотический процесс, они пытаются создать поддерживающие условия и воодушевить пациента к возможно более полному переживанию симптомов. Допускается даже использование техники, которая усиливает и ускоряет процесс, тем самым приводя его к позитивному разрешению, – речь идет о психоделической терапии и терапии глубинного переживания.

Именно этот подход я предпочитаю изучать и поддерживать, так как, по моему опыту [1], это в высшей степени жизнеспособная и многообещающая альтернатива традиционному лечению психозов. В нескольких различных областях исследований есть веские свидетельства тому, что среди тех, кто переживает необычные состояния сознания и шаблонно именуется психотиком, всегда имеется группа людей, вовлеченных …

в экстраординарный и потенциально целебный процесс самоисследования и эволюции сознания. Если условия далеки от оптимальных,-а это как раз является нормой в нашей культуре при современном уровне психиатрического понимания, – этот процесс часто останавливается на одной из драматичных и тяжелых стадий.

Психиатр или психолог, который знаком с территорией необычных состояний сознания теоретически и практически, будет способен поддерживать и направлять процесс, отказавшись от неразборчивого подавляющего подхода, в этих случаях неприемлемого, вредного и совсем не продуктивного. Нечутким рутинным применением транквилизаторов и других подавляющих мер можно заморозить эту потенциально благотворную проработку и помешать ее успешному завершению. Такая терапевтическая стратегия может привести к хронике и необходимости длительного лекарственного лечения с вытекающими из этого необратимыми побочными эффектами. Остается понять, какая доля из общего числа психотических состояний принадлежит к этой категории и как много индивидов среди всех остальных вовлечено в такой процесс. Нынешняя психиатрия с ее социально оскорбительными ярлыками, ужасными госпитальными условиями и терапевтическими процедурами создала атмосферу, в которой невозможна искренняя обратная связь.

В этих обстоятельствах маловероятно, что мы сумеем получить надежное статистическое отражение того, что происходит среди населения, -до тех пор, пока не создадим атмосферу понимания и поддержки.

Результаты анонимных опросов (McCready and Greeley, 1976), показывающие, что 35% американцев когда-либо имели мистические переживания, дают представление о том, какими могли бы быть результаты более правдивой и реалистичной статистики о случаях изменения состояний сознания. Пока общая атмосфера не изменится, многие люди, вовлеченные в подобный процесс, будут воздерживаться от сообщений о своем опыте даже ближайшим родственникам, опасаясь, что их сочтут сумасшедшими и подвергнут бездушной рутине психиатрического лечения.

Переходим теперь к рассмотрению психозов с точки зрения модели, представленной в этой книге. Первый вопрос – это нынешняя научная парадигма. Понимание психозов и подход к их лечению полностью определяются философией западной науки и тем фактом, что психиатрия сложилась как медицинская дисциплина. Все определения психозов выделяют как главное неспособность индивида отличить субъективное переживание от объективного восприятия мира; ключевая фраза в определении психоза: “точная оценка реальности”. Поэтому ясно, что понятие психоза прямо зависит от текущего научного представления о реальности. Из-за приверженности специалистов ньютоно-картезианской парадигме и отождествления ее с точным, объективным и исчерпывающим описанием реальности традиционная психиатрия определяет нормальность как перцептивное и когнитивное соответствие механистическому мировоззрению. Если мировосприятие индивида серьезно отклоняется от нормы, это будет рассматриваться как признак патологического процесса, связанного с мозгом, т. е. как “болезнь”. Поскольку диагностика психозов неотделима от определения реальности, то при серьезном сдвиге научных парадигм, изменяющем представление о самой природе реальности, ее тоже ждут серьезные изменения.

Медицинская модель ментального заболевания значительно ослабла под давлением исторических и антропологических свидетельств. указывающих на относительность и культурную ограниченность критериев душевного здоровья и нормальности. Вариации человеческого поведения [2], считавшиеся в разных культурах и в различные исторические периоды приемлемыми, нормальными или желательными, различаются в очень широком спектре. И значительная его часть накладывается на то, что нынешняя психиатрия определяет как патологию и признаки ментального заболевания. Медицинская наука пытается, скажем, установить специфическую этиологию многих явлений, которые в более широком межкультурном контексте являются инвариантами человеческого состояния или формами коллективного бессознательного.

Инцест, отвергнутый большинством этнических групп, обожествлялся в высокоразвитых цивилизациях древних египтян и перуанских инков. Гомосексуализм, эксгибиционизм, групповой секс и проституция в некоторых культурах считались совершенно нормальными. а в других – ритуализировались и освящались. В некоторых этнических группах, например, у эскимосов, принято уступать своих жен, в других группах поощряется общий промискуитет, и в то же время существуют культуры, где адюльтер карается смертью. Строгому соблюдению моногамии в одних обществах можно противопоставить социально санкционированную полигамию или полиандрию в других.

И если некоторые этнические группы считают обнаженность естественной, а к сексу или к выделительным функциям организма относятся свободно, другие выказывают отвращение к основным физиологическим функциям и запахам [3] или закрывают все тело, включая лицо. Даже детоубийство, убийство, самоубийство [4], человеческие жертвоприношения и принесение в жертву себя, пытки, самоувечье и каннибализм были вполне допустимыми в некоторых культурах, а иногда даже прославлялись и ритуализировались. Многие из так называемых культурно-ограниченных психиатрических синдромов -необычных и экзотических форм опыта и поведения [5] у отдельных этнических групп – вряд ли могут быть названы болезнями в строгом медицинском смысле.

Поскольку все эти экстремальные психологические явления были нормой в некоторых культурах или на некоторых культурно-исторических этапах, понятно, что обязательные поиски их медицинских причин являются скорее результатом культурной предубежденности, чем хорошо обоснованным научным суждением. Юнговское понятие о коллективном бессознательном с его бесчисленными вариациями предлагает мощную и многообещающую альтернативу медицинской модели. Достаточно осознать, что даже перемены в духе времени (Zeitgeist) и в моде могут иногда вызывать отклонения от прежних норм, но если бы подобные отклонения обнаружились в старом контексте, этого было бы достаточно для диагностирования их как ментальных заболевании.

То. что должно считаться здоровым, нормальным или рациональным. зависит решающим образом от обстоятельств, от культурного и исторического контекста. Опыт и поведение шаманов. индийских Йогов и саддху (святых отшельников) или духовных искателей других культур по западным психиатрическим стандартам следовало бы диагностировать как явный психоз. и наоборот, ненасытное честолюбие, иррациональные побуждения к компенсации, технократия, современная гонка вооружений, междоусобные войны, революции и перевороты, считающиеся нормой на Западе, рассматривались бы восточным мудрецом как симптомы крайнего безумия. Точно так же. нашу манию постоянного прогресса и “неограниченного роста”, наше отрицание космических циклов, загрязнение жизненных ресурсов (воды. почвы и воздуха), превращение в бетон и асфальт тысяч квадратных миль земли в таких местах, как Лос-Анджелес. Токио или Сан-Паулу, американский или мексиканский индеец-шаман посчитал бы чудовищной несообразностью и опасным массовым безумием.

Но уроки истории и антропологии идут дальше относительности опыта, внешности и поведения. Некоторые явления, рассматриваемые западными психиатрами как симптомы ментальных заболеваний, считались в древних и незападных культурах исцеляющими и трансформирующими, если они происходили спонтанно Глубокое уважение этих культур к таким формам переживания и поведения ясно отражено в том факте, что они затратили много времени и усилий на развитие искусной техники их достижения. Речь идет о процедурах изменения сознания – от таких простых. как голодание, отказ от сна [6], социальная и сенсорная изоляция (отшельничество в горах, пещерах, пустынях), до изощренных, вроде самоограничения в потреблении кислорода или других дыхательных техник и использования психоделиков. Некоторые духовные традиции тщательно разработали для этого особые методы, использующие визуальную информацию, звуковую технологию, кинестетическую стимуляцию или ментальные упражнения.

Тот, кто добивался успешной интерпретации своего внутреннего путешествия, ближайшим образом знакомился с территориями психики. Он также обретал способность передавать свое знание Другим и вести их по правильному пути. Во многих культурах Азии, Австралии, Полинезии, Европы, Южной и Северной Америки это было традиционной функцией шаманов (Eliade, 1964). Драматичные переживания посвящения у шаманов, включающие яркие эпизоды смерти-возрождения, интерпретировались западными психиатрами и антропологами как признаки душевных заболеваний. Обычно их обсуждают в связи с шизофренией, истерией или эпилепсией как “болезнь шамана”.

Здесь отразилось типичное предубеждение западной механистической науки с культурно-ограниченной оценкой, а вовсе не объективное научное суждение. В культурах, где признают и почитают шаманскую практику, шаманом не становится любой человек со странным и непредсказуемым поведением, как предполагают западные ученые. Там очень четко отличают настоящих шаманов от людей больных или психически ненормальных. У шаманов всегда есть свои мощные необычные переживания, и они умеют их созидательно и продуктивно интегрировать. Они способны справляться с повседневной реальностью так же хорошо или даже лучше, чем остальные члены их племени. Кроме того, они имеют эмпирический доступ к другим уровням и областям реальности и могут вызывать необычные состояния сознания у других с целью излечения или трансформации. Таким образом, они демонстрируют превосходную способность к действию и “сверх-нормальность”, а не сумасшествие или неумение приспособиться к окружающей обстановке. Думать же, что причудливое и непонятное поведение сойдет среди “необразованных туземцев” за святость, просто глупо50.

Многие древние традиции создали тщательно разработанную картографию необычных состояний сознания, имеющую неоценимое значение для тех, кто встретился с тяжелыми стадиями своего внутреннего путешествия. Древние книги мертвых, традиционные индийские, буддийские, даосские и суфийские учения, писания христианских мистиков или каббалистические и алхимические трактаты – вот лишь некоторые примеры такого рода. В такого рода текстах переживания, которые профану или непосвященному могут показаться непонятными и странными, рассматриваются мастерами этого искусства как предсказуемые и закономерные стадии процесса трансформации.

Непредвзято мыслящие исследователи, готовые изучать исцеляющий потенциал таких состояний, к своему большому удивлению обнаружат, что он превосходит все терапевтические средства традиционной психиатрии. Многие мировые культуры независимо одна от другой развили технику вызывания или поддержания подобных состояний. Такая техника применялась постоянно в различных ритуалах перехода, исцеления, церемониях экстатических сект и мистериях смерти-возрождения.

Поскольку ритуальная практика неевропейских культур могла бы показаться слишком экзотической для наших условий, следует обратиться к важным образцам древнегреческой культуры, традиционно считающейся колыбелью европейской цивилизации. Священные мистерии смерти-возрождения процветали в Греции и соседних государствах во множестве форм. Среди наиболее известных нужно назвать зле воинские и орфические мистерии, вакханалии (т.е. дионисийские ритуалы), церемонии Аттиса и Адониса, фракийские ритуалы корибантов.

Два гиганта греческой философской мысли, которых так высоко ценит европейская цивилизация, оставили свидетельства о целительной силе мистерий. Платон [7], который, вероятно, был посвящен в Элевсине, дал детальное описание опыта ритуального переживания в диалоге “Федр” (Plato, 1961) при обсуждении разных форм сумасшествия. В качестве примера он привел ритуальное безумие корибантов (Plato, 1961b), когда дикий оргиастический танец под аккомпанемент флейт и барабанов выливался в припадок. Платон считал сочетание интенсивной активности экстремальных эмоций [8] с последующей релаксацией мощным катарсическим переживанием, обладающим удивительной лечебной силой51.

Другой великий греческий философ, ученик Платона Аристотель [9] также видел в мистериях мощные ритуальные события, способные исцелять эмоциональные расстройства (Croissant, 1932). Он верил, что при помощи вина, возбуждающих средств (афродизиаков) и музыки участник посвящения испытывает необычайный страстный подъем с последующим катарсисом. Это было первым явным утверждением, что полное переживание и освобождение подавленных эмоций [10] – эффективный механизм лечения душевных заболеваний. В соответствии с главным тезисом орфиков Аристотель постулирует, что хаос и безумие мистерий в конечном итоге ведут к порядку.

Представленная концепция психозов находит важное подтверждение и в наблюдениях традиционной психиатрии. Уже несколько десятилетий назад было установлено, что психиатрические пациенты могут иногда выходить из кризисных состояний с более высоким уровнем цельности и собранности, чем тот, который был У них до начала болезни (Dabrowski, 1964). Отмечалось, что такой положительный исход наиболее вероятен, когда содержание психотического переживания включает элементы смерти-возрождения или разрушения и воссоздания мира.

Обычная ныне практика фармакологического подавления психотических симптомов странным образом противоречит давнему клиническому наблюдению насчет того, что яркие психотические состояния имеют гораздо больше шансов быть излечимыми, чем протекающие вяло. По нескольким проверочным психофармакологическим исследованиям выяснилось, что некоторые группы психотических пациентов имеют лучшие показатели выздоровления, когда подвергаются лечению неактивными препаратами (плацебо), чем в случае приема транквилизаторов (Carpenter et al” 1977; Young and Meltzer, 1980). Это подтвердилось в контрольном эксперименте в госпитале Эгню штата Калифорния (Сан-Хосе), который провели Морис Раппапорт. Джулиан Силвермэн и Джон Перри (Rappaport, Silverman, Perry, 1974; 1978). В некоторых других исследованиях не обнаружено никакой существенной разницы в состоянии психотических пациентов, получающих транквилизаторы и плацебо (Mosher and Menn. 1978). В целом, пациентам с параноидальными симптомами, затрагивающими в первую очередь механизм внешних проекции, по-видимому становится лучше при лечении транквилизаторами, тогда как те, кто переживает интроективный процесс, имеют больше шансов без лекарств.

Были и другие терапевтические эксперименты, в которых пациентам вообще не давали транквилизаторов и всячески поощряли к переживанию психотического процесса, например проект Р. Д. Лэйнга в Великобритании (Laing, 1972а; 1972Ь) или “Диабэйсис” Дж Перри в Сан-Франциско (Perry, 1974; 1976). Еще более необычный и радикальный подход к психотическому процессу – предоставление пациенту нового понимания, поддержки и воодушевления в ходе психоделических сеансов или немедикаментозной эмпирической проработки дня ускорения процесса и содействия его положительному разрешению В обширном изучении ЛСД-психотерапии, проведенном в Институте психиатрических исследований в Праге, я наблюдал случаи резкого улучшения у нескольких ярко выраженных психотиков, и эти результаты превосходили все. чего могло бы добиться традиционное подавляющее психофармакологическое лечение. Изменения у этих пациентов заключались не только в исчезновении симптомов, но и в глубокой и серьезной перестройке личности. Краткие биографии этих пациентов и история их лечения опубликованы (Grof, 1980). О сходных результатах сообщали Keннeт Гoдфpи и Xэpoлд Boт(Godfгey, Voth,1971), применявшие ЛСД-психотерапию для лечения психотиков в Правительственном госпитале для ветеранов в Топеке (штат Канзас).

Применение такой терапевтической стратегии требует совершенно нового понимания психозов, так как она не имеет смысла в контексте нынешних теорий органической или психологической ориентации, кроме аналитической психологии Юнга. Традиционная психиатрия предлагает на выбор два главных подхода к лечению психозов, но они оба неубедительны и недостаточно удовлетворительны. Специалисты, ориентирующиеся на органическую теорию, всякое переживание и поведение, которое механистическая парадигма не в силах объяснить, относят к области странного и зловещего. Они приписывают их неким пока еще неизвестным патологическим процессам в организме и пытаются подавить всеми возможными способами. Психиатры и психологи, следующие психогенным теориям психозов, как правило ограничены концепциями механистической науки и узким биографическим акцентом. Они предлагают теоретические объяснения, сводящие проблему психозов к инфантильной регрессии, и применяют в своей психотерапии исключительно интерпретацию и маневры, относящиеся к биографической сфере.

Согласно представленной здесь новой модели, задействованные в психотических эпизодах функциональные матрицы являются неотъемлемыми и интегральными составляющими человеческой личности. Те же самые перинатальные и трансперсональные матрицы, которые связаны с расстройствами психики, могут при некоторых обстоятельствах опосредовать процесс духовной трансформации и эволюции сознания. Следовательно, решающим вопросом в понимании психозов становится определение факторов, отличающих психотический процесс от мистического.

Дальнейшие исследования в направлении, npeдлaгaeмoм этой моделью, должны сконцентрироваться на двух важных вопросах, имеющих для понимания психозов огромную теоретическую и практическую значимость. Первый вопрос касается пусковых механизмов, делающих возможным появление в сознании разнообразного бессознательного содержания. Важно найти объяснение, почему некоторые люди сталкиваются с перинатальными и трансперсональными элементами своей психики только после приема психоделиков или применения какой-то другой мощной техники, тогда как другие буквально подвержены бомбардировке этим глубинным содержанием бессознательного в самых обыденных обстоятельствах жизни52.

Однако это только часть проблемы. Другим, возможно даже более важным, является вопрос об индивидуальном отношении к содержанию этих переживаний, собственный стиль работы с ними и способность их интегрировать. Это ясно видно по ЛСД-сеансам, где триггер переживания стандартен и хорошо известен, а стиль может быть мистическим или психотическим. Здесь, как и в спонтанно возникающих необычных переживаниях, способность индивида удерживать процесс внутри, “обладать” им как собственным интрапсихическим событием и завершать его внутренне, не отыгрывая преждевременно во внешних действиях, отчетливо ассоциируется с мистическим отношением и свидетельствует о глубинном здоровье. Экстериоризация процесса, чрезмерное использование механизма проекций и беспорядочные внешние действия характерны для психотического стиля встречи с собственной психикой. Поэтому психотические состояния представляют пограничное смешение внутреннего мира и согласованной реальности. Это резко отличает их от мистического и шаманского состояний сознания, где это разделение постоянно сохраняется. Очевидно, выбор мистического или психотического модуса не только отражает внутренние качества личности, но может решающим образом зависеть от внешних обстоятельств, в которых индивид переживает драматичное столкновение со своим бессознательным.

Психиатрические исследования показывают, что психотический процесс – явление крайне сложное, являющееся конечным результатом взаимодействия множества факторов на самых разных уровнях. Выяснилась значительная изменчивость его динамики в зависимости от конституциональных и генетических элементов, от истории индивидуального развития, гормональных и биохимических изменений, от скорости развертывания ситуации, влияний окружения и общества, даже от космобиологических детерминант. И все же концепция перинатальных и трансперсональных матриц остается решающей для понимания психотических явлений, так как ни один из вышеперечисленных факторов не объясняет их природу, содержание и динамику. В лучшем случае эти факторы можно рассматривать как условия, которые активизируют перинатальные и трансперсональные матрицы или ослабляют защитные механизмы, препятствующие их проявлению в сознании при нормальных обстоятельствах.

Во многих странных и необъяснимых аспектах психотического состояния внезапно обнаруживается глубинная эмпирическая логика, если мы рассматриваем их с точки зрения динамики перинатальных и трансперсональных матриц. Мы уже обсудили связь перинатальных матрице такими явлениями, как депрессии, маниакально-депрессивные расстройства и суицидальные склонности: подавленная депрессия психогенетически связана с БПМ-II, возбужденная депрессия – с БПМ-III, а мании – с незавершенным переходом от БПМ-III к БПМ-IV. Точно так же, две стороны суицидальных фантазий (т. е. импульсы и специфический выбор способа самоубийства) глубоко логичны в контексте перинатальной динамики. Любое из этих проявлений может достичь такой интенсивности и глубины, что приходится квалифицировать его как психотическое. От глубинной депрессии к депрессивному психозу очень плавный переход. Психоз может проявлять содержание БПМ-II в чистой форме, включая галлюцинации ада, чертей и дьявольских пыток. Мания тоже часто достигает психотического размаха.

Однако действительное затруднение для теории и практики психиатрии представляет многообразная и живописная группа психотических состояний, относящихся к шизофрении. Это весьма разнородная группа с общим наименованием, которое по-видимому отражает наше фундаментальное непонимание природы и этиологии замешанных здесь психологических состояний. Возможно, для некоторых форм этого нарушения мы когда-нибудь сумеем выявить четкую органическую этиологию и патологию. Такое случалось в прошлом, когда некоторые пациенты, считавшиеся шизофрениками, переводились в новую диагностическую категорию (общий паралич или временная эпилепсия) и успешно вылечивались. Следовательно, в наших утверждениях относительно шизофрении надо видеть не обобщение, а систему интерпретации для многих состояний, включенных пока в эту категорию.

Поскольку психологические травмы в жизни индивида облегчают эмпирический доступ к перинатальным и трансперсональным матрицам, в симптоматике шизофрении можно отыскать явные биографические черты. Впрочем, одно наличие признаков, наводящих на мысль о ранних этапах психологического развития, еще не означает, что шизофрению можно интерпретировать как регрессию в детство. Многие аспекты шизофренической симптоматики вполне можно соотнести с динамикой перинатальных матриц и, следовательно, с индивидуальными стадиями рождения. Если при неврозах элементы перинатальных матриц проявлены в умеренной форме и окрашены постнатальными травмирующими событиями, то при психозах эти элементы переживаются в чистом виде. Дальнейшее обсуждение основано на клинических наблюдениях в ходе ЛСД-психотерапии, где состояния разного рода, сходные с шизофренией, возникают не только в контексте процесса смерти-возрождения на психоделическом сеансе, но иногда удерживаются на какое-то время и после него, если сеанс, включавший перинатальные элементы, разрешился плохо и не был интегрирован.

Ранние стадии БПМ-II являются, надо думать, глубинным базисом для недифференцированной тревоги и общей угрозы, которые характеризуют паранойю. Соответствующая им биологическая ситуация – это самое начало родов, определяемое сначала по химическим сигналам и изменениям в организмах матери и ребенка, а позднее по маточным сокращениям. Внутриматочный космос, в котором плод пребывал девять месяцев, внезапно перестает быть безопасным местом и становится враждебным. Природа этой атаки на плод вначале только химическая; из-за рассеянного, коварного характера этих отравляющих воздействий и из-за собственных когнитивных ограничений плод не в состоянии определить, что с ним происходит.

Когда это состояние заново переживается взрослым без психологического постижения его реальной природы, оно обязательно будет переноситься на текущую жизненную ситуацию и интерпретироваться через нее. Самой важной стороной этого переживания является состояние сильной тревоги с ощущением неуловимой стихийной угрозы и неразличимой универсальной опасности. Пациенты склонны интерпретировать эти тревожные чувства как результат действия радиации, отравляющих газов, химических ядов, злодеяний членов секретных организаций, нападения враждебных черных магов, политических интриг или вторжения чужеродной энергии инопланетян. В других случаях, человек может переживать, что он тонет в гигантском водовороте, проглочен мифическим чудовищем или спускается в подземный мир, где на него набрасываются хтонические существа, где он подвергается дьявольским пыткам и демоническому судилищу.

БПМ-II в своей полной форме привносит в шизофреническую симптоматику такие темы, как бесчеловечные пытки с хитроумными приспособлениями, атмосфера вечного проклятья, нескончаемые мучения в аду и другие виды безвыходных ситуаций. Детальное штудирование ранней психоаналитической литературы показывает, что машиной воздействия на шизофреника является тело матери. В этой связи особый интерес представляют работы Виктора Тауска (Tausk, 1933), – хотя ему не удалось распознать в угрожающем материнском организме не мать раннего детства, а образ рожающей матери. Сюда же относится бессмысленный и причудливый мир картонных фигур и безжизненных роботов, гротескная атмосфера странных и фантастичных цирковых представлений.

Феноменология БПМ-III добавляет в клиническую картину шизофрении богатый спектр переживаний, характеризующих различные стороны этой функциональной матрицы. Титанический аспект представлен ощущениями предельного напряжения, мощных энергетических потоков и разрядов, образами сражений и войн. Военные эпизоды могут относиться к событиям феноменального мира или включать архетипические темы гигантского охвата – ангелов, сражающихся с дьяволами, битву героев и полубогов с богами или поединки мифологических монстров. Агрессивные и садомазохистские элементы БПМ-III объясняют случаи проявления насилия среди шизофренических пациентов, самоувечье, убийства и кровавый суицид, а также видения и переживания разного рода жестокостей. Странные искажения сексуальности и извращенные стремления, наблюдаемые у психотиков характерны для сексуального аспекта третьей перинатальной матрицы (что мы уже разбирали раньше). И наконец, патологический интерес к фекалиям и другим биологическим отходам, копрофилия и копрофагия, приписывание магических свойств экскрементам, ритуальные действия с органическими телесными субстанциями, задержка мочи и кала, отказ сфинктерного контроля – все это явно выдает наличие скатологического аспекта в БПМ-III.

Переход от БПМ-III к БПМ-IV привносит в богатую феноменологию шизофрении апокалиптические образы разрушения мира и исчезновения самого индивида, сцены суда над мертвыми или Страшного Суда, переживание возрождения и воссоздания мира, отождествление с Христом или другими божественными персонажами, символизирующими смерть и воскресение, грандиозные мессианские чувства, моменты богоявления, ангельские и небесные видения, чувство искупления и спасения. Этот аспект перинатальной динамики вносит в шизофреническую симптоматику элемент мании и создает клиническую картину, представляющую смесь шизофренического психоза и маниакально-депрессивного расстройства.

Однако весь спектр симптомов шизофрении не будет адекватно понят без учета элементов БПМ-I и богатства трансперсональных переживаний. Элементы первой перинатальной матрицы проявляются как в позитивном, так и в негативном аспекте. Многие психотики переживают эпизоды экстатического единения с Вселенной и Богом, иногда это тесно связано с чувствами симбиотического единства с материнским организмом на уровне хорошей матки или хорошей груди. Подобные переживания описывались мистиками, святыми и религиозными учителями во все века. В связи с этим естественно возникает вопрос о взаимоотношении психоза и мистицизма, об их сходстве и различиях.

Хорошо завершенное и интегрированное переживание единства с божеством влечет за собой чувство глубокого покоя и просветленности. Индивид осознает свое божественное происхождение не как исключительное и персональное, а как относящееся ко всем и к каждому. По всей видимости, огромное множество людей в прошлом и даже в настоящем уже открыло эту истину о себе, у других есть такая возможность, и они достигнут прозрения в будущем. Это сочетание грандиозности и величайшего смирения, при полном отсутствии нарочитости и демонстративности характеризует мистический подход к переживаниям такого рода.

Шизофренические пациенты, напротив, склонны интерпретировать свою эмпирическую связь с божеством в терминах собственной исключительности и своей особой роли во вселенском ходе вещей. Они оценивают свое новое интуитивное прозрение с позиции отождествления с обычной личностью, с телесным Эго, от которого им не удалось отказаться. В результате они пишут письма президентам и членам правительства, пытаются убедить весь мир в своем божественном происхождении, требуют, чтобы их признали пророками, и используют всевозможные средства в борьбе против своих реальных или воображаемых врагов и оппонентов.

Конечно, было бы абсурдным упрощением и редукционистской ошибкой [11] приравнивать состояния мистического единства и духовного освобождения к недифференцированным состояниям сознания, которые переживает ребенок во время эмбрионального существования и постнатального симбиотического взаимодействия с материнским организмом. Регрессия, о которой идет речь, переживается индивидом, прошедшим сложное развитие через многие ступени эволюции и достигшим физической, эмоциональной и интеллектуальной зрелости уже после событий раннего детства.

Кроме того, мистик в своем экстазе явно достигает подлинно трансцендентальных и архетипических измерений далеко за пределами биологии. И тем не менее, мистические и психотические состояния далеко не всегда легко различить; это доказал Кен Уилбер в исследовании до-эготического и трансэготического состояний (Wilber, 1980).

Клинические наблюдения наводят на мысль о том, что состояния мистического единства определенного рода глубоко связаны с позитивными аспектами БПМ-I. Индивид, достигший эмпирически моментов безмятежного внутриутробного существования, может, наверное, также легко достичь переживания космического единства, хотя это нисколько не означает, что эти два состояния представляют собой одно и то же. И так же существует по-видимому определенная связь между нарушениями эмбриональной жизни (болезни матери во время беременности, тревожные состояния и хронический эмоциональный стресс [12], токсические или механические помехи, попытки аборта) и шизофреническими искажениями духовности и восприятия мира.

Главной и фундаментальной угрозой эмбриональному существованию является начало родов, ведь именно тогда окончательно и необратимо разрушается внутриутробное состояние. Поэтому кризис внутриутробного развития плода переживается сходно с ранними стадиями БПМ-II; это включает ощущение универсальной опасности, общей паранойи, странные телесные ощущения и восприятие неуловимых токсичных воздействий. Архетипические образы, сопровождающие эти состояния, принимают форму демонов или иных метафизических злых сил, относящихся к различным культурам.

Ранние стадии симбиотического единства с матерью также могут быть источником психотических переживаний, в которых индивид не в состоянии отделить себя от других людей, их различных проявлений, даже от элементов нелюдского мира. Это может вызывать ощущения телепатического воздействия и подверженности всякого рода фантастическим устройствам для передачи мыслей. Люди убеждены, что читают мысли и чувства других людей, что их собственные мысли непременно становятся доступными другим или даже транслируются на весь мир. Намеренные иллюзии, неконтролируемые сны наяву и аутичное мышление можно понять как попытки воссоздать исходное, ничем не нарушаемое внутриутробное состояние. То же относится к некоторым формам кататонического ступора, когда пациенты могут оставаться в зародышевой позе часами и днями, не проявляя никакого интереса к пище и не заботясь о естественных отправлениях организма.

Те, кому довелось на психоделических сеансах переживать эпизоды внутриутробных расстройств, часто описывают или проявляют перцептуальные и концептуальные искажения, имеющие близкое сходство с теми, которые наблюдаются у шизофреников. ЛСД-пациенты, чьи родственники или друзья страдают от шизофрении или параноидальных состояний, могут испытать в этот момент полное отождествление с ними и обрести глубокое интуитивное понимание их проблем. Некоторые из психиатров и психологов, принимавших участие в ЛСД-тренинге для профессионалов, сообщали о том, что во время перинатальных сеансов они вспоминали или актуально визуализировали своих психотических пациентов и были способны достичь ценных прозрений в их мир.

Наблюдения такого рода позволяют предположить, что повторное проживание ненарушенного внутриутробного опыта тесно связано с некоторыми мистическими и религиозными состояниями, а эпизоды эмбриональных кризисов родствены шизофреническим и параноидальным состояниям. Это открытие с очевидностью выявляет, что существующая все-таки граница между психозом и процессом духовной трансформации является довольно зыбкой. На психоделических сеансах явно психотические состояния могут вырастать до переживания мистических откровений. Индивиды, занятые духовными исканиями и духовной практикой, иногда сталкиваются с психотическими зонами своей души, а пациенты-шизофреники часто посещают области мистического опыта.

Проблему большой значимости и для мистических состояний сознания и для психозов представляют экстатические переживания с их отношением к психопатологии и динамике матриц бессознательного. Наблюдения из психоделической терапии показывают, что существует целый спектр экстатических состояний, значительно различающихся между собой не только по силе воздействия, но и по природе, по уровню психики, к которому они принадлежат. Экстатические состояния, связанные с биографическим уровнем, обычно существенно слабее и менее значимы, чем те, что относятся к перинатальной или трансперсональной областям. Они как правило связаны с позитивными СКО и отражают индивидуальную историю биологической и психологической удовлетворенности. Самый глубокий источник таких экстатических чувств – опыт симбиотического единства с материнским организмом в период вскармливания с ощущением полной организменной осуществленности и эмоционального насыщения. Это переживание характерно сопровождается стойким чувствованием божественного, хотя в нем очень силен биологический акцент.

Но гораздо более важным источником экстатических переживаний служит перинатальный уровень бессознательного. Феноменология смерти-возрождения, полученная в ходе эмпирической работы, предлагает уникальные интуитивные догадки относительно психологии и психопатологии экстаза. Выше уже описывались два различных типа суицида и их связь с перинатальной динамикой. Подобным образом можно выделить три категории экстаза, принадлежащих к перинатальному уровню, и продемонстрировать их особую связь с базовыми перинатальными матрицами.

Первый тип экстаза можно назвать океаническим или аполлоническим. Для него характерны глубокий покой, безмятежность и лучезарная радость. Переживающий его человек обычно неподвижен или совершает медленные плавные движения. Он испытывает свободное от напряжения блаженство, потерю границ Эго и абсолютное единство с природой, космическим порядком и Богом. Этому состоянию свойственны глубокое интуитивное понимание существования и поток прозрений космической значимости. Полное отсутствие тревоги, агрессивности, вины, других негативных эмоций и глубокое чувство удовлетворенности, безопасности и трансцендентной любви дополняют картину экстаза такого рода.

Условия океанического экстаза четко соответствуют БПМ-I и, следовательно, опыту симбиотического единства с матерью во время внутриутробного развития и в период вскармливания. Более поздние воспоминания могут относиться к переживаниям теплых эмоциональных взаимоотношений, ситуаций освобожденности и удовольствия, к переживанию прекрасного в природе и искусстве. Им соответствуют образы красот природы в лучших ее качествах – природы созидающей, изобильной, питающей и сохраняющей. Архетипические образы этого состояния – Великая Богиня-мать или Мать-природа, небеса или рай.

Как и следовало ожидать, в состоянии океанического экстаза присутствует стихия воды как колыбели жизни, а также молоко и циркулирующая кровь как две питающие жидкости космического значения. Переживания зародышевого существования, отождествление с разнообразными подводными формами жизни, или сознание океана, видения звездного неба и ощущение космического сознания весьма распространены в этом контексте. Относящиеся к этому опыту формы искусства – это архитектура трансцендентной красоты, живописные и скульптурные произведения, излучающие чистоту и безмятежность, текучая, спокойная и вневременная музыка, классический балет. Монументальные храмы Индии и Греции, Тадж-Махал, живопись Фра Анджело, шедевры Микельанджело или мраморные статуи древней Греции, музыка Баха – примеры таких произведений.

Второй тип экстаза во всех отношениях диаметрально противоположен первому; лучше всего называть его вулканическим или дионисийским экстазом. Для него характерны крайнее физическое и эмоциональное напряжение, высокая агрессивность, деструктивные импульсы внутренней и внешней направленности, мощные побуждения сексуальной природы, беспорядочная гиперактивность и ритмичные оргиастические движения. Что касается эмпирического содержания, то вулканическому экстазу свойственна уникальная смесь крайних физических и эмоциональных мук с диким чувственным порывом. По мере того как интенсивность странного сплава агонии и экстаза нарастает, эмпирические полярности размываются и становятся одним целым. Переживание ледяного холода оказывается неотличимым от непереносимого жара, убийственная ненависть – от страстной любви, извращенные сексуальные влечения – от стремления к трансцендентному, агония умирания – от экстаза нового рождения, апокалиптические ужасы разрушения – от радости созидания, а угроза жизни – от мистического порыва.

У индивида возникает ощущение, что приближается событие, способное потрясти весь мир – духовное освобождение, откровение предельной истины, или единение всего сущего. Однако каким бы убедительным не казалось обещание физической, эмоциональной и метафизической свободы, каким близким не казалось бы небесное блаженство, переживания, связанные с БПМ-III, к которым принадлежит этот тип экстаза, всегда лишь асимптотически приближают к конечной цели и никогда реально ее не достигают. Чтобы испытать прибытие, завершение духовного странствия, необходимо прийти в соприкосновение с элементами БПМ-IV и БПМ-I, т. е. с океаническим экстазом.

Сопровождающие вулканический экстаз характерные воспоминания или видения относятся к атмосфере необузданных вакханалий и карнавалов, луна-парков, публичных домов, ночных клубов и фейерверков, им свойственно возбуждение [13], связанное с Рискованными развлечениями типа автогонок и прыжков с парашютом. Религиозные образы, возникающие при этом экстатическом порыве, включают ритуалы жертвоприношения, мученическую смерть, шабаш ведьм ч сатанинские ритуалы, дионисийские оргии и храмовую проституцию, самобичевание и туземные церемонии, совмещающие сексуальность и религиозность, праздники плодородия и отправления фаллического культа. В повседневной жизни мощные переживания вулканического экстаза могут быть связаны с финальными стадиями родов. Более мягкие формы встречаются в разного рода активных видах спорта, рок- и диско-танцах, в аттракционах и сексуальных пикниках. Соответствующие формы искусства – это изображение гротескного, чувственного и инстинктивного аспектов жизни, бешеная, ритмическая, вызывающая транс музыка и динамические оргиастические танцы.

Третья категория экстаза, связанная с перинатальным процессом. динамически относится к БПМ-IV и может быть названа иллюминативным, или прометеевским экстазом. Ему как правило предшествует период определенной эмоциональной и интеллектуальной борьбы, агонизирующего желания и тоски, отчаянных поисков ответа, который кажется недостижимым. Прометеевский экстаз поражает как божественная молния, уничтожающая все ограничения и приносящая неожиданные решения. Индивид наполняется светом сверхъестественной красоты и испытывает состояние божественного присутствия Он обретает ощущение глубокого эмоционального, интеллектуального и духовного освобождения и получают доступ к потрясающим областям космического вдохновения и озарения. Переживания такого рода явно сопутствовали величайшим в истории человечества достижениям в науке, искусстве, религии и философии.

Другой интересной проблемой, касающейся динамики шизофрении и требующей краткого рассмотрения в контексте перинатальных матриц, является соотношение психозов и женских репродуктивных функций. Хорошо известно, что различные психопатологические нарушения тесно связаны с менструальным циклом и особенно с беременностью, родами и послеродовым периодом. В прошлом это объяснялось почти исключительно гормональным дисбалансом и его влиянием на психику.

Обсуждаемый здесь материал проливает совершенно новый свет на эту проблему. Наблюдения в ходе глубинной эмпирической работы выявляют важную динамическую связь между переживаниями рождения, родов и сексуального оргазма. Женщины, повторно проживающие свое рождение во время психоделических сеансов. часто одновременно с этим имеют сильное ощущение, что рожают сами. Им на самом деле очень сложно было определить. рождаются ли они или рожают, поскольку в то же самое время они испытывали оргиастические сексуальные чувства. Внешне это может выражаться в переходе из зародышевой позы в характерную гинекологическую позицию, задействующую мышцы брюшного пресса. Сама дилемма – рожать или рождаться – разрешается в переживании, объединяющем эти две возможности, т. е. в рождении новой самости.

Эти наблюдения ясно показывают, что кроме гормонального дисбаланса, на котором настаивает традиционная психиатрия, причиной послеродовой психопатологии может быть психологическая динамика, связанная с перинатальными матрицами. Процесс родов по-видимому близко подводит мать к переживанию ее собственной травмы рождения. Будут активизированы не только базовые перинатальные матрицы, но и вторичные, более поздние дополнения родовой травмы, включая конфликтные ситуации, связанные с сексом, смертью, биологическими отходами, беременностью. деторождением и болью [14]. При должных обстоятельствах с правильным пониманием и чутким подходом этот период может стать исключительно важным для глубинной психологической работы. И наоборот, если имеющая место динамика понята неправильно, и мать вынуждена подавлять поднимающийся из бессознательного материал, это может привести к развитию серьезных эмоциональных и психосоматических проблем. В крайних случаях нарушения такого рода могут достичь размеров психоза

Те же эмоциональные проблемы, но в более слабой форме, могут возникать в период менструации; повышенная тревожность, раздражительность. депрессия и мысли о самоубийстве, возникающие в этот период времени, известны под названием пременструального синдрома. Имеются глубокие анатомические, физиологические и биохимические параллели между менструацией и родами: можно сказать, что каждая менструация это микророды. Вполне возможно поэтому, что во время менструации перинатальный материал становится особенно доступным для переживания. По сходству между менструацией и родами можно предположить, что менструальный период – та же смесь благоприятных возможностей и проблем, которую мы обсуждали выше по поводу родов.

В предыдущем обсуждении особое внимание уделялось перинатальным корням различных симптомов шизофрении. Однако надо полагать, что многие аспекты феноменологии психозов имеют свои истоки в трансперсональных областях человеческой психики. Эти области привносят в симптоматику шизофрении интерес к онтологическим и космологическим проблемам, множество архетипических тем и мифологических сюжетов, встречи с божествами и демонами разных культур, родовую, филогенетическую и инкарнационную память [15], элементы расового и коллективного бессознательного, эмпирический мир экстрасенсорных и других паранормальных явлении, наконец, реальность принципа синхронности в жизни индивида. Также нужно отметить универсальные переживания более высокого порядка, чем те, которые связаны с перинатальной динамикой. – отождествление с Вселенским Разумом, с Абсолютом и со Сверхкосмическои и Метакосмической Пустотой.

Несмотря на поворотные сдвиги в современной психологии. которыми мы обязаны трудам Юнга. Ассаджиоли и Мэслоу. все переживания такого рода по-прежнему автоматически рассматриваются традиционной психиатрией как симптомы психоза. В свете ЛСД-психотерапии и других мощных эмпирических подходов. концепция психозов должна быть радикально пересмотрена и переоценена. Матрицы перинатальных и трансперсональных переживаний по-видимому являются нормальными и естественными компонентами человеческой психики, и эти переживания сами по себе имеют излечивающий потенциал, если подойти к ним с должным пониманием. Поэтому бессмысленно диагностировать психоз на основании одного только содержания индивидуального опыта. Можно с уверенностью предположить, что в будущем определении того, что патологично, а что целебно и направлено на эволюцию сознания, обязательно будет выделяться отношение к опыту, стиль работы с ним и способность к интеграции его в повседневную жизнь. В такой структуре необходимо будет также четко отличать терапевтическую стратегию, способствующую исцелению, от вредной и непродуктивной, ведущей в конце концов к ятрогенным невзгодам.

 


Сайт-источник BrainTools: https://www.braintools.ru

Путь до страницы источника: https://www.braintools.ru/article/5911

URLs in this post:

[1] опыту: http://www.braintools.ru/article/6952

[2] поведения: http://www.braintools.ru/article/9372

[3] запахам: http://www.braintools.ru/article/9870

[4] самоубийство: http://www.braintools.ru/article/8864

[5] поведения: http://www.braintools.ru/article/5593

[6] сна: http://www.braintools.ru/article/9809

[7] Платон: http://www.braintools.ru/article/8253

[8] эмоций: http://www.braintools.ru/article/9540

[9] Аристотель: http://www.braintools.ru/article/8255

[10] эмоций: http://www.braintools.ru/article/9387

[11] ошибкой: http://www.braintools.ru/article/4192

[12] стресс: http://www.braintools.ru/article/9548

[13] возбуждение: http://www.braintools.ru/article/9158

[14] болью: http://www.braintools.ru/article/9901

[15] память: http://www.braintools.ru/article/4140

www.BrainTools.ru

Rambler's Top100