Из клинических наблюдений видно, что чувственные образы прошлых восприятий «записаны» в той именно последовательности, в какой и совершались отраженные в этих образах события. Даже в болезни, оживляясь непроизвольно, они как бы проигрываются всегда от начала к концу. В наших наблюдениях не было больного, который, впадая в приступ «вспышки пережитого», вновь пережил бы в своем сознании несколько отрезков прошлого так, чтобы его прошедшее время «текло» от конца к началу или чтобы воспринятые события представлялись осуществляющимися в обратной последовательности.
Клинические наблюдения и опыт изучения психики лиц пожилого и старческого возраста позволяют думать о том, что возможно различное «состояние» отрезков прошедшего времени, более близких к настоящему времени и более далеких от него. Ретроградной амнезией в рамках корсаковского синдрома при черепно-мозговой травме охватываются события, образы которых относительно близки к настоящему индивидуальному времени больного. Амнезированный период может быть до 10–20 лет. Но есть закономерность восстановления памяти на прошлое — регресс ретроградной амнезии: первыми больной вспоминает наиболее давние события, образы которых сформировались раньше других, забытых. Восстановление памяти происходит от начала к концу, если началом считать тот наиболее давний отрезок прошлого, с которого начинается амнезия. Часто у больных остается забытым отрезок прошедшего времени, оказывающийся недоступным воспроизведению, будто с этого отрезка «стерлись» заполнявшие его раньше (до наступления острого поражения правого полушария мозга) образы восприятий.
Прошедшее время субъекта (и относящееся к прошлому пространство) связано с полушарием, занимающим правое пространство мозга. Оно будто «хранится» в правом полушарии, тем больше обременяя его собой, чем больше возраст человека.
Упорядоченное хранение, адекватное воспроизведению содержания предполагаются одним из свойств индивидуального прошедшего времени. Образы восприятий остаются в этом времени точно такими, какими получились в момент формирования. Чем-то относящимся, видимо, к пространственно-временной организации процессов восприятия и запоминания опыта чувственного познания определяется невозможность изменений сформированных образов.
Прошедшее время человека описано посредством анализа клинических синдромов поражения правого полушария мозга человека. Это время характеризуется чувственным восприятием. В сознании нет прошлого времени вообще, т. е. „пустого, ничем не заполненного”, — абстрактного прошлого времени. Оно конкретно и есть в сознании только благодаря сформировавшимся образам прошлого. Содержание прошедшего времени — это часть сознания. Но в сознании нет и образов прошлого, свободных от пространственно-временной обозначенности, соотнесенной с реальными пространством и временем, в которых происходили отраженные в этих образах события. Каждый образ прошлого имеет как бы свое место в индивидуальном прошедшем времени. В неразрывности индивидуального прошедшего времени и составляющих его содержание чувственных образов бывших восприятий кроется, наверное закономерность запоминания, хранения и воспроизведения опыта.
Прошедшее время субъекта, может быть, есть самое индивидуальное из всех его времен. Его индивидуальность отмечена как бы качественно и количественно. Качественная сторона заключается в различии отрезков прошедшего времени по содержанию. Количественная — в том, что прошедшего времени столько, сколько у данного человека было настоящего времени. Содержание прошедшего времени одного человека не может быть повторено прошедшим временем другого человека.
Можно предположить на основе клинических наблюдений, что индивидуальное прошедшее время некоторых левшей может быть иным. Так побуждает думать, в частности, феномен «уже виденного», особенно когда больные подчеркивают, будто наличную сейчас ситуацию видели в прошлом «тысячи раз». Отличительные особенности индивидуального прошедшего времени левши должны соответствовать иным, чем у правшей, особенностям их индивидуального настоящего времени.
Будущее время. Будущее не существует. Оно не существует в качестве реальной действительности, но существует «в потенции, тенденции, это сфера реальных возможностей развития» [Аскин Я. Ф., 1974]. У индивидуального будущего времени как одного из свойств психической деятельности человека, возможны, по-видимому, отличительные особенности.
В сознании здорового бодрствующего человека будущего нет в том виде и с теми свойствами, какие предположены для индивидуальных настоящего и прошедшего времен. Будущее представлено в сознании другими свойствами, как бы специфичными только для него: будущее противоположно прошлому. Свойства прошедшего и будущего индивидуальных времен определяются степенью актуализации индивидуального настоящего времени: именно она, видимо, противопоставляет их друг другу. Так, чем более актуально настоящее время субъекта, тем более подавлено в его сознании прошлое (оно воспроизводится лишь произвольно) и тем более очерчено будущее. Прошлое находится как бы в обратной, будущее — в прямой зависимости от степени актуальности настоящего времени. То, что у больных с поражением правого полушария при предполагаемом «ослаблении», «исчезновении» индивидуального настоящего времени снижается активность психомоторных процессов, заставляет думать о, возможно ином, более сложном опосредовании будущего (по сравнению с прошлым) степенью актуальности индивидуального настоящего времени. Психомоторные акты осуществляются в общем для всех объективном настоящем времени. Иначе действия одного человека, наверное, не были бы объективно наблюдаемы другим. Любой психомоторный акт может завершиться лишь в том случае, если объективное время отражается в сознании субъекта адекватно: адекватное же отражение возможно только при достаточной актуализации индивидуального настоящего времени.
Индивидуальное будущее время неопределенно. У будущего нет законченного, полностью определившегося содержания, каким отличается прошлое. Есть другое содержание — модели образов — наметки, схемы, планы поведения и действий, осмысление и осознание возможных последствий этих действий. Если прошедшее время человека можно обозначить как время уже состоявшегося чувственного познания, то индивидуальное будущее — это скорее время осознания, активно направленного на преобразование окружающего мира, самоусовершенствование, накопление знаний. По незавершенности, неопределенности содержания индивидуальное будущее время как бы не имеет различающихся отрезков, оно относительно непрерывно, поэтому является наименее индивидуализированным временем человека.
Неизвестность и неопределенность индивидуального будущего времени неотделимы от свободы выбора способов осуществления программ поведения на будущее. Так, субъект намереваясь перейти улицу, используя для этого ближайший переход, из-за конкретных условий не может реализовать это действие в намеченном им отрезке времени (и пространстве), но совершает то же действие и достигает желаемого результата на следующем отрезке времени (и пространства), использовав соседний переход. Реализация планируемых действий, как видно, не связана только с одним отрезком пространства и времени. Моделируемый образ, имеющий вероятностные пространственно-временные характеристики, может реализоваться в объективном времени — пространстве так, что формирующийся в результате реализации образ будет обладать пространственно-временными характеристиками, не совпадающими с характеристиками модели.
С дифференцировкой времен, особенно будущего, человек приобретает возможность осознавать событие, отсутствующее в настоящем времени и пространстве, вероятное лишь в будущем, а также познавать то, что накоплено предыдущими поколениями людей.
Особое значение будущего времени подчеркнуто М. С. Роговиным (1977): «Принципиальное отличие поведения животного, от человека заключается в отношении не к прошедшей или настоящей, а к будущей ситуации». Ж. М. Гюйо говорил о «важнейшем значении идеи будущего в процессе психического развития». Клинические наблюдения заставляют думать, что подчеркиваемое исследователями особое значение будущего времени опосредовано настоящим временем субъекта. Они подсказывают иной подход к пониманию индивидуального времени. Возникает предположение о неотделимости времен (и пространств человека) от мозга с одной стороны и от зависимых от него психических процессов. Человеку, который «ничего не желал бы, ни к чему не стремился бы» [Гюйо Ж. М., 1889], не просто «закрыт доступ» ко времени, этот человек потому «ничего не желает, ни к чему не стремится», что сейчас — в момент проявления такого поведения снижена степень актуальности его индивидуального настоящего времени и ослаблено в сознании будущее время.
Неопределенность индивидуального будущего времени обеспечивает произвольность поведения человека, его целенаправленность. Это предположение иллюстрируется примерами психического состояния не только больного, но и здорового человека. Обратимся к эмоциональной сфере. Давно ведется спор о сравнительной значимости положительных и отрицательных (т. е. переживающихся с оттенком страдания) эмоций. Если пытаться подойти к вопросу с точки зрения представлений о пространственно-временной организации психического состояния субъекта, переживающего те или другие эмоции, то более значимыми в прогрессе и самоусовершенствовании человека представляются переживания со страдальческим оттенком. Об этом можно судить хотя бы по контексту, в котором проявляются эмоциональные нарушения в очаговой патологии мозга. Наиболее важно в этом то, как больным воспринимается объективное время и как в сознании представлено индивидуальное будущее время. Оно усилено, резко очерчено у больного, переживающего озабоченность, встревоженность или выраженную (до степени психотической) тревогу, растерянность вследствие избирательного поражения левого полушария мозга. Предположение об усилении актуализации настоящего времени и представленности всех свойств будущего времени в сознании такого больного основано на оценке всего психического состоянии больного: он полностью осознает свое болезненное состояние; устремлен на выздоровление; имеет активную установку на восстановительные занятия; точно воспринимает объективное время, и в его восприятии нет ошибок, характерных для больного с поражением правого полушария мозга, который утром может сказать, что идет вечер. Больной, адекватно встревоженный или резко тревожный, есть сам в своем сознании во всех трех временах; его «присутствие» в индивидуальном будущем времени выражается в установке на выздоровление, которое может быть достигнуто только в будущем реальном времени. Им осознается тем большая возможность будущего выздоровления, чем более активен он сейчас в восстановительных занятиях.
Модель «положительных» эмоций — эйфория — характерна для многих больных с избирательным поражением правого полушария мозга. Актуальность индивидуального настоящего времени такого больного снижена. В той же степени снижена представленность будущего времени в его сознании и выражены ошибки восприятия объективного времени. Это предположение также основано на оценке всего психического состояния больного: он не осознает своего болезненного состояния; его беспомощность (грубые двигательные нарушения, резкое снижение или иногда даже отсутствие запоминания текущих событий и т. д.) очевидна окружающим, но больной весел, благодушен, многоречив; говорит о чем угодно, не имеющем отношения к его болезни; расслаблен, пассивен, не имеет установок на восстановительные занятия. Линия выздоровления в сознании больного отсутствует. В этом смысле больной сам как бы отсутствует в своем индивидуальном будущем времени.
Страдальческие переживания, вероятно, невозможны без участия в их формировании индивидуального будущего времени. Они исключаются из психики больного, в сознании которого нет будущего или оно представлено слабо. С этой точки зрения интересна широко известная информационная теория эмоций П. В. Симонова (1981, 1982, 1987). Отрицательные эмоции определяются, согласно этой теории, дефицитом информации — неизвестностью или малой известностью путей преодоления трудностей при удовлетворении потребностей. Преодоленными эти трудности могут быть только в будущем по отношению к тому настоящему времени, в котором проявились потребности. Страдальческие эмоции выглядят опосредующимися представленностью будущего времени в сознании переживающего их субъекта.
То, что неопределенностью будущего времени субъекта обеспечивается целенаправленная активность его поведения, можно понять, вообразив, что хоккеистам, играющим в объективном настояидем времени, известен счет, с которым закончится игра. В этой невозможной в действительности ситуации игроки обеих команд были бы деморализованы: безразличны, вялы, пассивны. Воля к победе обязательно обусловлена неизвестностью будущего, неопределенностью индивидуального будущего времени. Соревнующийся, даже проигрывая, не знает будущего результата, остается вероятной победа, и вероятность реализации моделируемого в сознании оптимального результата создает установку на активные действия.
Можно упомянуть две ситуации, где неизвестность будущего нарушена: во-первых, у лиц, узнающих о том, что они неизлечимо больны; во-вторых, у тех немногих, описанных выше левшей, которые лишь на короткое время болезненного приступа испытывают ощущение предвосхищения.
В первом случае будущее становится известным субъекту, и он предполагает, что длительность его жизни сократится. Такое нарушение неизвестности будущего имеет вероятностный характер.
Интересны данные психологических исследований таких больных, осуществленных А. Ш. Тхостовым (1980). У них отмечается подавленное настроение, аутизация, уменьшение общения с другими людьми, сужение круга интересов, погруженность в свой внутренний мир. При сохранении привычного образа жизни у них меняется смысл жизни. Центральным психологическим механизмом личностных нарушений автор считает «перестройку иерархии мотивов по типу переподчинения главному побудительному и смыслообразуюшему мотиву сохранения жизни». Именно сохранение жизни становится главным мотивом, из-за чего ранее реально действовавшие мотивы теряют свою побудительную силу, переходя в разряд целей в структуре главного, ведущего мотива сохранения жизни. Происходит «сдвиг цели на мотив», обратный описанному А. Н. Леонтьевым (1981) «сдвигу мотива на цель». Возможен ли сдвиг мотива на цель, при котором «цель приобретает собственную побудительную силу, переходя, таким образом, в разряд мотивов» [Тхостов А. Ш., 19841, если не сохраняется в сознании субъекта такое главное свойство будущего, как его неизвестность?
Во втором случае нарушение неизвестности будущего вообще непонятно. В сознании левши в момент обнаружения болезненного феномена предвосхищения индивидуальное будущее время как бы приобретает определенное содержание, будущее становится известным через сформировавшиеся чувственные образы событий, которых еще не было, но которые состоятся.
Будущее противоположно прошлому по такому, казалось бы, формальному признаку, как расположенность «по другую сторону» настоящего времени; будущего у субъекта тем меньше, чем больше возраст субъекта, тогда как прошлого тем. больше, чем больше возраст субъекта. Индивидуальное прошлое время мы характеризовали главным образом на основании анализа нарушений психосенсорных процессов при поражении правого полушария. Индивидуальное будущее время может быть представленным в сознании лишь при актуализации индивидуального настоящего времени и адекватном восприятии объективного времени; это время имеет особое отношение к формированию психомоторных процессов и абстрактного познания человека.
При описании будущего времени мы привлекали к анализу психопатологические состояния, возникающие при поражении не только левого, но и правого полушарий мозга правшей и левшей. Будущее время предполагается тесно соотносящимся с полушарием мозга, занимающим левое пространство мозга.
Трудны формулировки возможных отличии индивидуального будущего времени у тех левшей, которые обнаруживают особые, невозможные у правшей феномены: при переживании предвосхищения иными, чем у правши, оказываются, вероятно, все индивидуальные времена левши; может быть они становятся менее дифференцированными, более сходными.
